Ознакомительная версия.
Я наверняка опохмелился, а потом начал ломать голову – что же произошло? Где «Панасоник»? И наверняка вспомнил, о чем мечтал в новогоднюю ночь. И если в это время во мне проявил себя каким-то образом юный Монасюк, который вдруг оказался в 2007 году в моем теле, теле пожилого дядьки, то…
То Анатолий Васильевич Монасюк все поймет! И наверняка он захотел как-то связаться со мной!
Я вскочил с места. Я бросился… и остановился. Нужно было понять, каким образом может дать знать о себе Прошлое.
Письмо! Ну, конечно, письмо! И храниться оно будет в том месте, которое наверняка и новый Монасюк будет использовать так же, как и ранешний – ну, в силу особенностей характера!
Мне не потребовалось много времени, чтобы догадаться, где может быть письмо. И скоро я держал в руках потертую папку с семейными документами – паспортами, свидетельствами о рождении, дипломами, сертификатами и всем прочим, что накапливается за долгие десятилетия, потому что чисто механически в течение многих лет засовывается в эту папку…
Такая папка была у меня в прошлой жизни. И если бы я решил оставить послание потомкам…
Но я решил заняться поисками письма не раньше, чем закончу роман. Если бы я ничего не нашел, разочарование могло оказаться слишком сильным.
И поэтому только 25 декабря я развязал серенькие матерчатые завязки папки и теперь внимательно перекладывал документы, рассматривая их, раскрывая твердые «корочки». Я вынимал из конвертов счета и напоминания налоговой инспекции, извещения из пенсионного фонда. И скоро держал в руках толстенький конверт.
Таких теперь не изготавливали. Это был конверт «из тех времен».
Он лежал между старым письмом от моих родителей и сообщением райкома партии о моем исключении из рядов КПСС.
Я разорвал конверт, на котором было написано слегка выцветшими чернилами «А. Монасюку от А. Монасюка».
Внутри было три письма.
Одно – даже не письмо, а коротенькая записка на листе бумаги:
Письмо для проведения экспертизы.
«Я пишу это лишь для того, чтобы вернуть счастье двум любящим друг друга людям, если они вдруг поссорятся.
А. Монасюк»
Письмо,
найденное Анатолием Монасюком в папке с документами
после ухода Вари.
«Дорогой Толя!
Наверное, нужно бы обращаться к тебе, как к себе самому, да вот форму такого обращения пока никто не придумал, не стоит и нам с тобой ломать над этим голову.
Факт есть факт: ты – это я. Так что «дорогой Толя» – и никак не иначе!
Я пишу тебе 15 января (год ты знаешь и сам), поэтому я его не указываю – чтобы не дразнить случайного читателя.
Нет, я, конечно, понял все только, когда обнаружил исчезновение «Панасоника» с наушниками и полным набором кассет.
Дело было так.
Утром 1 января я, конечно, не хватился магнитофона. Ты ведь помнишь, какими мы с тобой были ночью – пьянющими в умат! Так что я повалялся на диване, покрутил DVD-диски с шансоном, потом принялся просматривать записанные за новогоднюю ночь телепередачи. Но почему-то мне в голову все время лезли воспоминания о другой Новогодней ночи – 1966 года. Ну, той, когда мы были в бабочках, перчатках и темных очках. И когда мне пришлось провожать Рукавишникову.
Я значение этому не придал, списал все на похмелье, и лишь 2-го…
Да, вот утром 2-го я пошел за книжкой кулинарных рецептов, а она, как ты знаешь, стоит за «Панасоником» на полке. И не обнаружил магнитофона и кассет к нему. Только пыльный след на полке.
Я сел и восстановил в памяти все, что было два дня назад. А когда дошел до Новогодней ночи – все понял. Потому что именно в этот момент во мне проявился Монасюк-младший – назовем его для ясности именно так!
Для проверки я попытался восстановить 1965 год, предыдущие годы – все было в памяти, как если бы случилось вчера, а не сорок лет назад! Я, оказывается, помнил все, как если бы мне было 18 лет!
Пришлось здорово напрячь память, прежде, чем я вспомнил свои ночные новогодние пьяные мысли о том, как можно было бы изменить свою жизнь, если бы появилась возможность перенестись в себя самого на много лет назад!
Мои новогодние мысли резко обрывались на моменте, когда я уже под утро понес в комнату магнитофон и кассеты. Ну, и наушники.
Я, конечно, не знаю, в какой именно момент себя осознал ты в 1966 году, а я проснулся утром 1-го в своей постели и с какими-то дурацкими, как я тогда думал, мыслями о Новом годе и Рукавишниковой.
Толя! Значит, все получилось? И в этот момент ты – Толя Монасюк, которому осталось полгода учиться в школе, а потом… А вот потом ты сможешь изменить свою жизнь…
Не беспокойся, мою ты жизнь не изменишь. Просто теперь в моем времени нас в одном теле двое – личностная сущность 17-летнего Толи Монасюка слилась со мной, и поскольку я и есть он – ничего не изменилось! Я лишь ярко и четко помню себя до 1966 года.
И в тебе, скорее всего, доминировать будет моя личностная сущность – потому что она имеет и опыт жизни, и силу 60-летнего человека.
Я имею в виду – духовную силу.
Толя! Я пишу тебе потому, что уверен – ты либо с Ларисой-китаянкой из Азербайджана, либо будешь вместе с Варварой Рукавишникой – ведь наши с тобой деды уже уехали из Азербайджана, и даже просто встретиться вновь с Ларисой тебе будет невозможно. Так что, Варя, и только – Варя.
Но тогда очень велика вероятность, что она (лет эдак через 35—40) узнает песни, которые ты будешь ей проигрывать на магнитофоне и петь все годы вашей совместной жизни. Услышав из уст певцов шансона исполнение их собственных песен, она обязательно начнет задавать тебе вопросы. И думаю, году эдак в 2005—2007 у вас может произойти разлад.
Все ведь дело в магнитофоне.
Если она узнает о нем, если будет слушать записи, то неизбежно наступит момент, когда вы с Варварой «войдете» во временной период, в котором создавались песни, содержащиеся на унесенных тобой пленках. И лишь тогда появятся в нашей стране подобные унесенному тобой аппарату, магнитофоны.
А значит, Варя либо заподозрит что-то, либо узнает обо всем. И кто знает, как она воспримет известия о давно прошедших событиях…
Поэтому я пишу отдельное письмо Варваре Рукавишникой, а ты передай ей. Может быть, этим я смогу сохранить тебе счастье (точнее, себе самому – но в другом времени и в другой сущности)? И, скорее всего, одновременно со счастьем и жизнь?
Ну, а если в этом письме не будет нужды – уничтожь его! По прошествии времени.
Обо мне не беспокойся – я чувствую, что вот-вот произойдет нечто, что коренным образом изменит и мою жизнь. Нет-нет, не спрашивай, что это может быть – я не знаю! Просто чувствую – что-то произойдет.
Ознакомительная версия.
